"Вообще, с неприятностями правило таково: чем скорее вы коснётесь дна, тем быстрее выплывете на поверхность". И.А.Б.

Пока мы колесили по Португалии, я в очередной раз читала истории о работе социальных служб UK. Очнувшись, нашла себя в самом центре ярмарки горя. Выхлебала всю эту горькую похлебку чайной ложкой, сделала всё те же выводы (silence, cunning, and exile), приложила к сердцу компресс из горных видов и заповедных лесов Peneda-Geres и вспомнила свое общение с сиротским судом в Латвии.

В далеком 95-ом мы пришли в Barintiesu оформлять опекунство на Люсю. В удочерении нам отказали по моему малолетству ещё раньше, наказали хорошенько подумать и вернуться позднее. И вот мы вернулись.

В тесной комнатке было темно и душно, за столами сидели три очень грустные женщины и отчаянно перебирали бумажки, иногда что-то записывая и приштамповывая это большими печатями, которые они вынимали из патронташа, прикрепленного к входной двери неуместным красным бантом с огромными белыми горошинами.

Кратко изложив суть проблемы, я напряжённо выдохнула. Дама в строгом мышиного цвета костюме грозно посмотрела на меня, сняв очки, долгим немигающим взглядом. Присутствие Димы её явно раздражало.

- Вы не можете оформлять опекунство на двоих, поэтому говорить будем только с вами.
- Ну а если, предположим, мы хотим оформить его как опекуна?
- Мужчину? Да вы что???

Все дамы быстро оторвались от своих дел и с осуждением повернулись. Их грозными взглядами Диму отбросило в коридор на скамью запасных.

Я села на школьный скрипучий деревянный стул и постаралась вжаться в него как можно сильнее, чтоб меня вовсе не было заметно. Внезапно давясь от страха латышскими спряжениями, я ещё раз повторила заранее заготовленный в троллейбусе текст.

- У вас проблемы с гинекологией? - моя собеседница применила неожиданно жесткий дебют, я открыла рот и стала подбирать слова, напоминая сама себе только что выловленного из ведра карпа в жаркий базарный день.
- Нет, нету.
- Тогда зачем? Вы слишком молоды, чтоб работать с детьми. Вам девятнадцать, это невозможно.
- Но я была у неё учителем целый год, - промямлила я вытащила из папки бумажку.
- Почему ушли?
- Шла работать в интернат только на год. Трудно совмещать с учёбой на дневном.
- Учитесь? А на какие средства собираетесь содержать ребёнка?
- Работаю на двух работах, хорошо зарабатываю.
- Кем?
- Программистом и преподавателем. Ну, ещё я делаю исследование в Институте математики и информатики, но там денег немного совсем; хотите, могу оттуда тоже принести отчёт.

Чиновница смотрит в мою справку о доходах и морщится. Похоже, не все чиновницы зарабатывают, как программисты. Штирлиц был близок к провалу. Справка пошла по рукам остальных женщин, которые передавали её друг другу так, словно это не бумажка, а скользкая варёная кошка. И тут моя собеседница, ни слова не говоря, встает, выходит и возвращается в комнату с дамой в яркой кислотно-розовой кружевной кофте. В тёмной серой комнате кофта неуместна до боли в глазах. Начальница берет стул и садится напротив меня, атакуя цветом:

- Вы понимаете, в вашем положении это невозможно.
- Почему?
- Вы не сможете должным образом ухаживать за ребёнком.
- Но она уже год живет у нас и ходит в интернат только на занятия.
- Милая моя, вот вам 19, вы встретите хорошего человека, выйдете за него замуж, захотите завести детей и бросите этого ребёнка, а у неё будет травма.
- Но я уже замужем.

Начальница косится на коллег, те утвердительно кивают.

- Знаете, тогда всё может быть ещё хуже, - быстро нашлась моя собеседница, - Вы разведётесь через несколько лет, а у ребёнка будет травма.

Внезапным экспромтом из меня выпало:
- Так что же мне делать? Развестись сейчас?
- Я бы на вашем месте не шутила. Мы примем у вас заявление, но учтите, суд вам откажет.

Надо сказать, что участников дальнейших событий я вспоминаю с нежностью и любовью. Пройдя по всем инстанциям от домоуправления, засвидетельствовавшего качество моего жилья и достаточную площадь, до кожвендиспансера, заключившего, что ребёнка я ничем не заражу, я собрала миллион бумажек. Оставалась характеристика с работы.

Поразмыслив, какую из работ лучше привлечь, я отправилась к Александру Яковлевичу Каневскому, на тот момент директору Fortech kursi (ныне Progmeistars). Вникнув в суть проблемы, А.Я. взял три дня на размышления. Через три дня он с нескрываемой гордостью вручил мне красиво оформленный лист c печатями и подписью. Я поблагодарила и вышла из кабинета в учительскую, сжираемая любопытством.

В учительской я прочитала досье. Вместо привычных "вредных привычек не имеет, характер спокойный, нордический" - это была настоящая история! А.Я. написал мне такую характеристику, что, прочитав её, я расплакалась крокодильими слезами умиления, трижды проверила, что там стоит именно моя фамилия, и вернулась в директорский кабинет просить о повышении зарплаты, в чём не преуспела и была с позором изгнана на рабочее место.

Перед судом в солнечном флагмане таблицы Менделеева - славном городе Олайне - у меня дрожали коленки. Тут всё происходило, как по контрасту, в залитом ярким светом зале, где сидели три женщины в шелковых мантиях и не менее нарядный адвокат, которая должна была защищать интересы ребёнка. Я даже несколько раз оглянулась, чтоб понять, действительно ли они так разоделись ради меня одной, или мы ещё кого-то ждём.

Меня внезапно спросили, хорошо ли я понимаю, что собственности у ребёнка нет? После этого адвокат стала перечислять бумаги, которые я приложила к делу. Дойдя до характеристики, она расцвела, повернулась к судьям и сказала, что я представила ОЧЕНЬ хорошую характеристику с места работы, и она даже скопировала документ для судьи. Судья и ассистенты читали прозу Каневского и глупо, по-детски, улыбались. Все встали, суд присудил мне право воспитывать девочку Люсю и перевести её в другую школу. Разводиться не пришлось.