Марек Хласко. "Красивые, двадцатилетние"

Писать в жанре литературной биографии всегда непросто, то и дело срываешься на слезы, злишься или гомерически хохочешь. Ибо жизнь человека - не бутерброд с колбасой, его нельзя завернуть в тонкую фольгу и в сумку положить, а потом медленно съесть, тщательно пережевывая и запивая куриным бульоном.

Российскому (вернее, русскому) читателю книга поначалу покажется очень знакомой. Ибо поляк Марек Хласко пишет по тем же законам стиля и композиции, что и нежно любимый у нас Сергей Довлатов.

Сходство поначалу настолько удивляет, что поневоле ищешь даже сюжетные анологии. Поляк, журналист, переживший годы гонений, уезжает в эмиграцию, еще сам не зная, что не вернется. Но волею судеб вместо билета на самолет ему подсунули уже отыгравший свое лотерейный.

Первая часть романа написана с красивой трагичной иронией. И весело, и грустно, и читается легко. Несколько скомканно, почти подражая жанру рассказа случайного попутчика, Хласко описывает, как работал на автобазе, на стройке, голодал, сидел в тюрьме, писал доносы, перешел на шепот, до сорока не дожил. Доносы – это то, с чего начинается настоящая литература, так считает Хласко.

Русские танки то и дело переезжают в книжке с одной страницы на другую, стыдливо демонстрируя свои круглые дула и мохнатые гусеницы пугливому читателю. Сам Хласко гордо перешагивает через страницы, порой лишь забегая в магазин за спиртным или же опрокинуть рюмочку в какой-нибудь грязный тель-авивский кабачок, но, пьяный и побитый, быстро возвращается.

Все меняется во второй части романа. Видно, та боль, которая так тщательно скрывалась поначалу под шутливым слогом, оказалась сильнее автора и сама вступила с ним в схватку за право поучаствовать в создании книги. После этого книжка стала напоминать письмо домой дяди Федора из Простоквашино. То Хласко пишет, то боль от пережитого берется за перо. Тут и искреняя злость появляется на всех и вся, и обида из-за непонимания. И ядовитая слюна впитывается в персонажи, которые автор обласкал шершавым языком настоящего журналиста. Как сказал известный мастер слога: поэтом можешь ты не быть, но журналистом быть обязан.

Катарсиса не получается, пройдя через огонь, воду и медные трубы, человек вышел глухой, ошпаренный и озлобленный. И, даже впитав воздух Мертвого моря в еврейской эмиграции, никак не походил на пресловутый соленый огурец.

Упрек, обращенный к КД (красивым, двадцатилетним), для писателя – последнее дело. Конечно, по сравнению с жизнью самого Хласко любая работа у этих КД – синекура, любая мечта – прихоть толстеющего ребенка. Они, безусловно, не видели всех этих кошмаров, через которые прошел он сам, но не их в этом вина. Сам Хласко не намного старше. Писатель умер, когда ему было всего 34 года.

В общем, иностранка вновь выпустила талантливого писателя в талантливом переводе (переводы Старосельской в этом сборнике мне действительно понравились). Хотя автор очень неоднозначный, и сказать, что книга улучшает настроение и пищеварение, тоже нельзя. Наверняка после ее прочтения будут сотни недовольных, которым, может, лучше и вовсе не мучиться, а перейти к рассказам или другому автору.

Сcылки по теме