Олег РАЗУМОВСКИЙ

ВЕРМУТСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК

ТРУП
ДЕВОЧКА НАДЯ
СЛЕПЫЕ
СТАСОВА КРЫСА
ПЬЯНЫЕ ДЕЛА
ДЕНЬГИ - ЭТО ГРЯЗЬ
ПОМИНКИ

ПЬЯНЫЕ ДЕЛА. Раз сидели мы со Стасом у него дома перед телевизором, только что бутылкой "Осеннего сада" худо-бедно опохмелившись, и смотрели все подряд, а потом я и спрашиваю:

- Слушай, Стас, а ты помнишь?..

- Да все я помню! - отвечает Стас раздраженно, потому что, конечно, одна бутылка на двоих это фактически ничего. - Только вспоминать не хочу.

- Не хочешь, - не надо, - думаю я про себя, чтоб не обидеть человека, - а я и один вспоминать могу... И вспомнил я один праздник, когда мы со Стасом уже вечером взяли бутылку и, чтоб наскороту ее уговорить, пошли в ближайший подъезд. Только достали, дверь одной квартиры открывается, и мы видим перед собой пьяную чувиху. Ничего такая девка, не очень испитая и в теле пока.

- О, мальчики! - кричит она пьяно. - А чего вы тут на лестнице пьете, как алкаши? Заходите в квартиру, у нас как раз все ребята отключились.

Ну, нам со Стасом такие предложения два раза делать не надо. Зашли мы, значит. Там в комнате стол, на нем кое-что из закусок еще осталось и полбутылки водки. Мы свое вино выставили. Все это на четверых делить пришлось - нас двое, хозяйка и подружка ее, похудее и поиспитее, а двое мужиков ихних на диване пластом лежали в отрубоне.

Трахнули мы эту канитель довольно быстро. Заторнули чуток, и чувихи нас танцевать потащили. Я чего-то прибалдел сильно, потому что только-только проспался, перед тем как мне со Стасом состыковаться и скинуться, чтоб голову маленько поправить. Короче, танцуем мы. Я с хозяйкой, а Стас с подружкой, и хозяйка эта, пьяная рожа, все меня норовит на пол бросить. Она-то здоровая телка, а я чуть на ногах стою. В общем, трахнулся все-таки я башкой об пол и дальше не помню.

Очнулся, смотрю, девки эти спят, а Стаса нету - слинял, значит, товарищ и меня кинул. Осмотрелся я. Вижу, книги на полке стоят, подошел ближе: какая-то фантастика, детективы - в общем, то что нужно, ходовой товар. А муторно мне тем временем стало, спасу нет. Схватил я эти книжки и бежать скорей к Слепому, чернокнижнику. Сдал, конечно, за бесценок, потому что выпить хотел - не мог терпеть.

Взял пару банок вермута и к Стасу. Прибегаю - звоню, стучу, никто не открывает. Думаю, неужели ушел уже? Слышу, наконец, спрашивает из-за двери:

- Кто там?

Я назвался.

- А, - говорит Стас, - это ты! А я не открывал, думал, что менты.

Вошел я и говорю осторожно, чтоб не обидеть человека и как-нибудь на кулак не нарваться:

- Что ж ты меня вчера на хате кинул?

- Да я смотрю - ты спишь, думаю, чего я тебя, волочить, что ль, через весь город буду, пока нас обоих не забрали? Думаю, проспишься ты и сам дойдешь. А ко мне должна была моя крыса прийти. Ждал ее, ждал и заснул. Так и не пришла, падла, - наверное, набухалась где-то до отрубона.

- Ладно, давай лучше вмажем, - говорю я, - праздник-то продолжается.

Распили мы эти две бутылки, посмотрели телевизор. Потом я говорю:

- Поехали к этой вчерашней подруге.

- Не, - отвечает Стас, - я что-то затяжелел. А ты давай, езжай, - если обломится чего, привези бутылку. Я дома буду, только ты стучи громче, а то я заснуть могу.

Народу на улице по случаю праздника - тьма, и все бухие, все между собой базарят, орут что-то дикое, то целуются, а то дерутся, кто смеется, кто плачет. Дурдом, в общем. Добрался я кое-как до дома этой подруги, а она встречает меня совсем почти готовая и на порог не пускает - говорит, что к ней любовник пришел.

- Ладно, пропусти, - прошу я ее раздражительно, потому что никак не ожидал такого расклада, - дай хоть воды попить, а то во рту сушняк страшный.

Пропустила она меня на кухню, а сама к своему хахалю ушла. Я пью и думаю, что она за пьянкой, видно, еще пропажу книг не обнаружила.

Ладно, напился, стал уходить. Вдруг вижу - в прихожей шапка путяная висит. Думаю, надо взять, потом как-нибудь рассчитаюсь, когда при деньгах буду. Ну и пригрел, конечно.

Слинял я быстренько на свой конец города от греха подальше и решил пивка хапнуть - а там, возле пивной, Леха, как обычно. Я ему предложил сдать за стольник шапку. Он не думая согласился. К его соседке как раз сестра приехала с мужем, наверняка возьмут. Соседка у Лехи, между прочим, была приличная баба, лет сорока пяти. Все у нее в квартире как у людей было, и хрусталь, и ковры, и цветной телевизор. Только книг она не держала, потому что считала собрание книг мещанством. И чего она только в этом Лехе нашла - вечно подкармливала его, подпаивала, придурка, и телевизор смотреть разрешала приходить - если тот, конечно, еще в состоянии был. У телевизора Леха обыкновенно быстро утомлялся и засыпал, но она и это терпела.

Прибежал Леха к соседке, потом возвращается минут через десять и говорит, что за стольник не возьмут, а за полтинник взяли бы. Ну, я торговаться не любитель особо, когда отходняк начинается, пятьдесят рублей тоже большие деньги. Короче, отдали мы шапку, набрали вина - как раз "Лидию" давать стали - и пошли к Лехе пить. У Лехи на кухне из мебели только столик остался и два стула, а из посуды - тарелки, ложка, вилка и два стакана. Сели мы. Леха кусок черного хлеба достал, больше заторнуть нечем. Выпили по стакану, и я спрашиваю:

- Леха, чего это тебя соседка так любит?

- Это она по старой памяти, когда я еще человеком был, - отвечает Леха и начинает свою обычную песню: "Был человеком когда-то и я..."

На следующее утро опять был праздник, и Леха, как только проспался, предложил пойти к соседке. Только надо водки с собой взять, а то она вина не пьет - соседка разделяла убеждение, которого придерживается часть, может быть, лучшая, нашего народа, что белая не так вредна, как красная. "Пожрем хоть как люди", - настаивал Леха.

Мне, признаться, есть совсем не хотелось, но было все равно куда идти, и мы, взяв предварительно пару водок, пошли в гости.

У соседки было чего пожрать: холодное, селедка под шубой, котлеты.

- Ешьте, ешьте, пьяницы, угощала она, - вон как отощали за пьянкой этой.

На кухне все терся сосед соседкин, потому что квартира коммунальная была, думал, что и ему выпить отломится. Но мы демонстративно ему не наливали, халявщику, потому что он всю Лехину мебель за бесценок скупил.

- Смотрю я на тебя, - говорила соседка между тем, обращаясь ко мне, - молодой ты еще вроде человек, а спился совсем. Гляди, лицо испитое какое, небритый... Жениться тебе надо, вот что. Женись-ка ты на моей Людке, чем тебе не невеста. - Дочка у нее молодая совсем еще была, только школу окончила, но мне жениться не было совершенно никакого желания. Говорю, однако, с понтом, что не возражаю. - Давай, иди к ней в комнату, - говорит соседка, уже прилично под кайфом /выпить она тоже не дура была/, - будете жить, все у вас будет. Живем мы, сам видишь, хорошо. Так что давайте женитесь и живите.

Пошел я к Людке. Она сидела на диване и слушала свой магнитофон "Шарп", на котором пел Розенбаум: "Нинка, как картинка, с фраером гребет, дай мне, керя, финку, а я пойду вперед, а я поинтересуюсь, и що это за кент, ай, ноги пусть рисует, Нинка, это ж мент, я знаю..."

- Ну, чего, Людка, - говорю я ей, - жениться будем.

- Будем, - отвечает она не задумываясь и на полном серьезе.

Я к ней подсел, погладил где надо, а потом говорю:

- Пошли куда-нибудь сходим.

- А куда? - спрашивает она.

- Да не знаю, выпьем где-нибудь.

- А зачем ходить, здесь можно выпить, - и достает из какой-то своей заначки бутылку водки.

Втерли мы ее - я захорошел капитально, да и она раскраснелась вся и чего-то городить начала про какие-то бабки, которые ей должны вот-вот откуда-то упасть, тогда и погуляем, в смысле покиряем.

Слушал я ее, слушал, а потом все-таки вытащил на улицу, потому что меня чего-то по пьяни на люди потянуло. Пошли мы с ней в кафе. Ничего. Выпили бутылку вина за предстоящую свадьбу. Посидели, покурили. Стали собираться на выход, а я с собой еще бутылку беру, тут вдруг какой-то мерин пьяный к Людке полез - мол, девушка, пошли, выпьем. Ну, я врезал ему - он с копыт долой. А тут, как закон подлости, милиция. Забрали меня и Людку прицепом, потому что она на ногах еле стояла /потом я понял, что это у нее в системе: как выпьет лишку, ее по ногам бьет, и начинает летать - туши свет, тогда ее не дай бог домой волочить/.

Короче, забрали нас в вытрезвитель, но часа через четыре выпустили, правда, деньги все, что у меня были, забрали за штраф, не говоря уже о вине. Выпить же хотелось и мне, и ей по страшной силе, потому что на отходняке оба.

Пошли к Лехе, в надежде, что он что-нибудь придумает, но у него, как обычно, голяк. Думал-думал, потом в комнату метнулся - выходит с портфелем крокодиловой кожи, в хорошем состоянии.

- Вот, - говорит, - вещь от старой жизни осталась. Кто сдавать пойдет?

Пошли мы с Людкой в галантерею и портфель этот наскороту за чирик скинули. Можно было взять больше, потому что теперь таких портфелей нет, но слишком выпить хотелось побыстрей. Взяли шесть штук "Агдама" и пошли к Стасу, а Сиплого решили на этот раз опрокинуть. Приходим, а у Стаса как раз его дружок Колька сидит, оба пьяные в лоскуты. Ну, мы свое вино выставили. Только по стакану трахнули, Колька со Стасом как задерутся - Стас Кольку по голове бутылкой ударил, а тот вынимает штырину и на Стаса. Мы с Людкой не встреваем, хуже нет. А когда у них ножи в ход пошли, она мне говорит, что давай, мол, ноги отсюда делать. Ну и дернули мы с этой хаты обратно к Лехе.

Прибегаем, а онколотится - сидит и кричит, чтоб ему выпить дали срочно, а то он точняк сдохнет. Где ж мы тебе возьмем, отвечаем, сами, видишь, трезвые еще. Стали ему про Стаса рассказывать, он слушать не хочет, дайте ему выпить и все тут.

- Ладно, - говорит Людка, - вот печатка золотая, кто сдавать пойдет?

- Надо к Слепому нести, - говорю я. - А на сколько она тянет?

- Вообще-то стольник, но сколько даст, не меньше полтинника, конечно.

Пока я бегал печатку сдавать, винные все прикрылись, пришлось у Верки покупать с переплатой - тот же "Агдам" у нее за четыре рваных уже шел. Ну, ладно, дело не в деньгах, взяли десять штук. Пили-пили, пока не вырубились все. Леха на кухне заснул за столом, а мы с Людкой в комнате на диване, где Леха, если случалось, доползал, спал не раздеваясь и без всяких постельных принадлежностей, котрые давно уж продал все за бесценок. "А какие у меня простыни были цветыне!" - любил вспоминать он по пьяни.

На следущее утро нас всех соседка накрыла. Поругала немного, а потом говорит:

- Ну что, вы жениться-то будете или нет?

Я похмелиться хотел по страшной силе и, чтобы эта коза отстала, говорю ей, что да, конечно, точняк.

- Тогда гуляйте, - говорит соседка.

Людка мне джинсы принесла новые. Снял я свои старые штаны. Свитер еще японский мне дала - стал более-менее на человека похож. И подумал в первый раз на полном серьезе: может, действительно жениться?

Короче, опохмелились мы неслабо, отрубились, проспались, опять напились, я опух весь, даже слезы из глаз, - а Людка меня никуда от себя уже не отпускает. Так и женился я, не выходя из запоя.

написать в "Третью модернизацию"